Прах раздул ноздри и тряхнул головой, зазвенев, как колокольчик. Многочисленные монетки, продетые в его импровизированный налобник и ошейник, состоящий из продырявленной кожи, зазвенели, а кольца поводьев бряцнули и затихли. Жеребец тоже чувствовал чужаков — не только вофуны, которые сейчас стояли рядом, смотря внимательным, но спокойным взглядом на тех, кто спустился с гор ради этой встречи на нейтральной территории. Вскинул голову и выгнул шею, косясь в сторону, ударил копытами в снег, всхрапнул.
Кадварх сделал жест рукой, оставляя хасиндов за спиной в немом приказе оставаться на местах и тронул бока жеребца. Вороной всхрапнул и сделал пару нервных шагов вперед, а потом остановился боком к верховой авварке, продолжая звенеть монетами и кольцами и косить темными глазами на ее мерина, жуя железо и роняя бело-желтую пену на накинутый чепрак. Даже конь у хасинда казался демоном Тени, но нет. Всего лишь животное. Пока что. Аэп Киндрейн опустил посох, чтобы он не загораживал вид, да и показывая то, что он не собирается провоцировать и совершать телодвижения, которые можно расценить, как враждебные — по крайней мере, пока его явившаяся собеседница не начнет первой, и едва заметно прищурил темные глаза, смотря на предводительницу авваров. Удивительно: после стольких лет холодной вражды и едва держащегося подобия нейтралитета (ты не лезешь на мою территорию, а я — на твою, и мы не проливаем кровь обоих народов), они, объединившие свои кланы и племена, стоят на руинах когда-то величественной крепости, которая, в свое время, спасла Ферелден от натиска хасиндов.
Символично. И иронично.
— Здравствуй, Исла.
Он тоже перешел на торговый. Вежливость, вежливость... В конечном итоге, придется соблюдать хотя бы ее хотя бы минимально, дарить иллюзию спокойной доброжелательности, чтобы двигаться в том направлении, которое они выбрали. Хотя многое зависит и от того, что два вождя диких, по меркам низинников, племен решат по итогам сегодняшней встречи. План был грандиозен и мог стать реальным и серьезным политическим соглашением, которое будет нести угрозу сначала Ферелдену, после, возможно, и всему югу. Хваленая Церковью тех, кто жил в низинах, Андрасте дошла до Тевинтера — они были способны провернуть то же самое, и сделать даже больше, поскольку Андрасте была идиоткой и фанатичкой, но ни Исла, ни Кадварх не страдали подобными болезнями души. Если, конечно, смогут договориться. Если. Раньше хасиндам и авварам не удавалось этого сделать — хотя раньше не было даже попыток. И не было хоть какого-то единения внутри племен. Это следовало помнить, и то, что следовало было быть очень осторожным.
— Если ты не передумала, то предлагаю перейти к делу, — он был спокоен. Кадварх чуть наклонил голову — и монеты, по хасиндскому обычаю заплетенные в волосы, тоже звякнули. — Я хочу услышать твои условия, Исла. После чего озвучу свои.
Конечно, у них у обоих были условия. У Ислы — свои, у Кадварха — свои. Осталось обсудить их и найти компромисс, если где-то будет принципиальный вопрос, в котором вообще возможно найти компромисс. А еще было бы неплохо скрепить военный и политический союз кровью: той, которая даст жизнь совершенно новому народу. Если хасинды и аввары объединяться не только в военной мощи, это будет страшно для того, «цивилизованного» мира. Уж кому, как не Кадварху, было знать о силе крови?
Брак, как он считал, был выгоден им обоим. Не их, конечно, это было бы смешно. Их детей.
Между хасиндами и авварами была пропасть длинной в века, но корни остались те же. Там, глубоко, они знали, что все они — одной крови. Мощь, которая была насильно стерта и запылена за призмой веков. Кадварх видел ее, и отголоски ее в воспоминаниях тех, кто не умирает. Ее нельзя было терять, нельзя было губить. Следовало спасти то, что было сейчас, усилить ее, вдохнуть новую жизнь в павшего древнего зверя, который, пробудившись, захочет крови.
И он ее даст. О, да. Впереди было много интересного.
Красивая мечта, которую следовало воплотить в реальность. Правильная.